Фрагменты о Келдыше

Владимир Васильевич Белецкий,
ИПМ им.М.В.Келдыша

Студентам механико-математического факультета МГУ 50-х годов (к ним принадлежал и я) сильно повезло, я считаю, с блестящей плеядой лекторов. Лекции нам читали Н.Г. Четаев, А.П. Минаков (механика), Л.А. Тумаркин (математический анализ), Б.Н. Делоне (аналитическая геометрия), С.Л. Соболев (уравнения математической физики), Н.Д. Моисеев (история механики), В.В. Голубев и А.А. Космодемьянский (специальные курсы) и другие выдающиеся ученые и педагоги.

Курс теории функций комплексного переменного нам читал Мстислав Всеволодович Келдыш.

Он вошел в аудиторию на первую лекцию своей частой походкой, несколько наклоняясь вперед всем корпусом. Черные глаза, густые черные брови, седеющая шевелюра того благородного оттенка, который называют "стальным" — и, в тон всему облику, костюм из материала с серебристой искрой, ладно охватывающий его стройную фигуру, — вот наши впечатления — впечатления "первого взгляда" на нового лектора.

Женская половина курса тихо ахнула. Да и мужская половина, я полагаю, равнодушной не осталась. Приятно посмотреть на человека, во всем изящного!

Лекции он читал спокойно, деловито, не отвлекаясь ни на минуту на посторонние реплики или высказывания и с высоким профессиональным мастерством. На том уровне этого мастерства, когда в малом сказано многое, но ничего — лишнего. Конечно, никаких конспектов или вынимаемых из кармана бумажек не было. Лекторы мехмата — в огромном своем большинстве — читают лекции наизусть, и М.В. Келдыш не составлял исключения.

Иногда — очень редко, два или три раза за весь курс, — он останавливался посреди лекции, несколько удивленный тем, что получается. С легкой смущенной улыбкой пробегал глазами написанное на доске, быстро находил описку (хорошо известный мехматовцам феномен "потери знака") — и лекция шла своим чередом. На заминку уходило полторы-две минуты, не более того.

Мне предстояло впереди двадцать пять лет работы в институте, им руководимом, но я в то время еще не знал этого.

Ему тогда было сорок лет.

* * *

На семинаре А.А. Космодемьянского на меня произвели глубокое впечатление доклады В.А. Егорова — тогда аспиранта МГУ — об оптимальных задачах динамики ракет, и чуть позже я обратился к В.А. Егорову с просьбой порекомендовать институт, в котором — по окончании МГУ — можно было бы работать по проблемам динамики ракет и механики космического полета. Шел 1954 год.

С осени 1954 года я уже работал вместе с В.А. Егоровым, В.А. Сарычевым, Т.М. Энеевым в небольшом тогда отделе Д.Е. Охоцимского в Отделении прикладной математики МИАН и с некоторым изумлением обнаружил, что руководителем Отделения является М.В. Келдыш. По своей студенческой ограниченности, я представлял академика Келдыша как специалиста-математика, совершенно чуждого волновавшим меня проблемам (динамика космического полета, динамика ракет).

Первый же месяц работы в ОПМ развеял мои невежественные заблуждения на этот счет. Я почувствовал, что попал в самую гущу назревающих событий в исследовании космоса и что зреют эти события — не в последнюю очередь — благодаря авторитетной, деловитой и целеустремленной деятельности М.В. Келдыша. Он определял стиль и направление исследований в динамике космического полета. Сейчас деятельность школы М.В. Келдыша известна всему миру.

* * *

Чисто внешнее впечатление о М.В. Келдыше — директоре ОПМ (впоследствии — ИПМ АН СССР) вполне отвечали первому — студенческому — впечатлению. Всегда безукоризненно и со вкусом одет, элегантен, строен. Ходит быстро, наклонясь корпусом вперед. Слушая собеседника, обычно глядит ему в глаза. Взгляд черных глаз М.В. Келдыша — чуть исподлобья, из под густых черных бровей, глубокий и все понимающий — нелегко переносился.

Судя по некоторым мемуарам, похожее впечатление производил на людей взгляд другого гения — Льва Николаевича Толстого.

Много курил и делал это очень красиво. Глядя на то, как изящно и со вкусом курит М.В. Келдыш, мне — никогда не курившему человеку — тоже порой хотелось закурить.

Его рабочий стол в кабинете стоит торцом к той стене, на которой висит небольшая доска. Когда докладчик пишет что-либо на этой доске, М.В., не разворачивая корпуса, следит за выкладками докладчика, резко повернув голову к плечу. Этот резкий, как на древнеегипетских рисунках, поворот головы был для М.В., по-видимому, совершенно естественен. С таким поворотом головы его можно увидеть и на некоторых фотографиях — ну, хотя бы на одной из фотографий камчатской серии. Той самой, где весело улыбающийся М.В. повернулся к молодому вулканологу, протягивающему к М.В. огромную кружку. С чаем, надо думать.

У геологов Камчатки, июль 1970 г.

Здороваясь с сотрудниками института, он не имел привычки протягивать руку для пожатия. Когда это изредка все же случалось, можно было почувствовать, что кисть его руки неожиданно невелика, в меру твердая.

С годами стальной цвет его волос сменился чисто белым, но брови оставались теми же черными и густыми еще очень долго. В последние два-три года его жизни поседели и брови...

* * *

В стиль работы М.В. входила привычка по каждому вопросу получать сведения из "первых рук" — от людей, которым поручена разработка данного вопроса. Этого правила М.В. придерживался неукоснительно, независимо от должности, звания и возраста исполнителя.

1958 год, недавно запущен третий советский спутник — фактически первая научная лаборатория в космосе. Довольно неожиданно для меня Л.Ф. Калякина — референт М.В. Келдыша — вызывает меня к нему. Вхожу в кабинет — вижу — сидят М.В. Келдыш, С.Н. Вернов, Д.Е. Охоцимский и еще два-три человека недосягаемо высоких в моих глазах — глазах молодого младшего научного сотрудника, еще не имеющего ни степеней, ни званий. Волнуюсь.

М.В. просит рассказать им о динамике вращательного движения спутника: как он вертится? Какие периоды? Какие углы, и как они меняются? Это — мое дело! Оно мне поручено. Больше не волнуюсь, рассказываю, быстро набрасывая мелом чертежи на доске. М.В. внимательно следит за рассказом, повернув, по обыкновению, голову резко к плечу и поглядывая исподлобья. Я уже и совсем спокоен — ситуация мне представляется прозрачной: на совещании зашел разговор о вращении и ориентации спутников, и М.В., как и в любом другом вопросе, предпочел услышать не общие рассуждения — пусть крупных ученых, — а конкретные сведения от человека, который этим делом занят.

* * *

М.В. — сухой, деловитый, сурово требовательный в работе; а вне рабочей обстановки — непринужден, в меру улыбчив, в меру весел, приятен в общении. В первые "космические годы" он с удовольствием приходил на наши локальные праздники в отделе Д.Е. Охоцимского. Иногда мы их проводили за общим столом в подвальчике нашего Института, и М.В. со вкусом подпевал застольному хору, исполнявшему под мастерским управлением М.Л. Лидова комические студенческие песни на темы трагедий Шекспира.

Шутку ценил и любил. К празднованию 10-летия Института мы выпустили огромную, на многих листах, юмористическую стенную газету. Я тогда был главным редактором институтской стенгазеты, и мы устроили Мстиславу Всеволодовичу маленькую экскурсию вдоль стен с этими листами. Он сильно смеялся над плакатом (нарисованным В.А. Сильвинским) со знаменитым текстом "на пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы"... Под этим текстом был изображен страшный инопланетный зверюга, заглатывающий космонавта, оставившего те самые следы...

Этот плакат и до сих пор украшает одну из комнат Института.

Отдел Д.Е. Охоцимского к 60-летию М.В. преподнес ему юмористический адрес, тонко разрисованный Г.Б. Ефимовым на сюжеты ряда научных проблем института; рисунки сопровождались двустишиями. Вот некоторые из них.

Долго жидкость изучали —
Нас качало, мы качали ...

(это — о движении жидких компонент топлива в баках ракет). Или

Мы всему СССР
По пассивности пример!

(намек на ведущую роль института в теории пассивной стабилизации искусственных спутников).

Движется наш общий друг
Не вперед, а все — вокруг.

(тема: движение искусственного спутника вокруг собственного центра масс). И даже

Занимались сильным взрывом,
Но отделались счастливо!

Адрес ему очень понравился, и М.В. хранил его дома. Теперь он в музее.

Однажды на торжестве нашего отдела в ресторане "Славянский базар" были поданы совершенно несъедобные цыплята — якобы табака. Это дало повод В.А. Егорову рассказать о пользе лечебного голодания. Пикантность рассказа состояла в том, что В.А. Егоров занимался лечебным голоданием не в какой-либо клинике, а, так сказать, в порядке личной инициативы, используя лишь свои совершенно феноменальные волевые качества. М.В., смеясь, сказал, что стоило попробовать сырую курицу ради того, чтобы услышать столь незаурядную историю!

Здесь уместно вспомнить, что еще в 1953 г. под руководством М.В. Келдыша В.А. Егоров начал работу по исследованию траекторий полетов к Луне — это в то время, когда до полета еще только первого спутника было четыре года! Сейчас эти исследования Всеволода Александровича Егорова по праву вошли в золотой фонд механики...

* * *

В те далекие годы мне часто снился красочный сон: в бескрайней степи из-за горизонта медленно всплывает огромная, ослепительно белая ракета и, набрав ускорение, уносится в голубое безоблачное небо... Сны сбываются иногда. Вскоре я увидел эту картину наяву. Был раскаленный июнь 1965 г., степь дышала зноем; время от времени небольшой тушканчик проскакивал по степи: несколько прыжков, остановится, осмотрится — и прыгает дальше. Мы ждали на наблюдательном пункте пуска ракеты с первым спутником серии "Протон" — многотонной космической научной станцией. Все было, как в многократно виденном сне: огромная белая ракета зависла на степью и, все более ускоряясь, ушла в голубое небо. "Улетают с Земли эти странные храмы", как сказал поэт...

С пуском "Протона" кончилась моя многодневная работа на космодроме, и на другое утро я улетал в Москву. Стою у степного аэродрома в ожидании посадки на самолет, по случаю несусветной жары на мне — настежь распахнутая рубаха на голом теле. Подъезжает белая "Волга". Из нее — в белом костюме — выходит М.В. Келдыш. Увидел меня, улыбаясь, подошел, поздоровался и... поздравил с тем, что ВАК только что утвердил мою докторскую, защищенную три месяца назад на Совете ИПМ. Оказывается он, М.В., уже имеет такие сведения и здесь, на раскаленном космодроме, среди массы трудных забот и дел, не забыл сообщить своему сотруднику приятную новость. Надо ли говорить, что такое запоминается на всю жизнь.

* * *

Мы — всем институтом — заочно называли его уважительно: "Шеф". Это была наша привилегия — так его называть. Называли его еще, и не только сотрудники института, — "эМВэ".

Михаил Львович Лидов, будучи уже очень известным ученым, не имел даже кандидатской ученой степени — ситуация, типичная для сотрудников ИПМ 60-х годов. Полная отдача общему делу не оставляла ни времени, ни желания для оформления диссертаций. Наконец, настал день защиты — М.Л. Лидов, минуя кандидатскую степень, представлял совокупность своих работ на соискание ученой степени доктора физико-математических наук. Было это в 1965 г. На защите М.Л. Лидов продемонстрировал не только богатство и важность результатов — но и целую коллекцию методов исследования. Было пущено в ход все: аналитические и полуаналитические методы, качественный анализ и детальные числовые расчеты на ЭВМ. На эту сторону дела особо обратил внимание М.В. Келдыш, выступая в поддержку соискателя. М.В. сказал запоминающиеся слова: "Настоящий ученый не останавливается перед выбором средств исследования". Имея в виду, что главная цель исследования — конкретный результат, и надо уметь найти и использовать самое подходящее для его получения средство. "Лучшее — враг хорошего" — часто говорил М.В., пресекая попытки увязнуть в длительном анализе второстепенных деталей в ущерб быстрому и качественному достижению главного результата.

* * *

Будучи выдающимся математиком, М.В., по-видимому, не являлся сторонником модного сверхабстрактного способа изложения математики. Во всяком случае, на одном из заседаний ученого Совета ИПМ М.В. — пришлось к слову — с улыбкой сказал, что Бурбаки он не читал, хотя иногда и хочется посмотреть, как они, Бурбаки, подают материал.

Думаю, что М.В. обладал абсолютной эрудицией в математике и механике, и примеров тому — легион. Назову один. В 1965 или 1966 г. Альберт Макарьевич Молчанов, будучи тогда сотрудником нашего института, рассказал М.В. Келдышу о своей — ныне знаменитой — гипотезе полной резонансности Солнечной системы. Суть этой гипотезы в том, что планеты Солнечной системы движутся не по случайным орбитам, а по "избранным" — таким, что угловые скорости планет находятся в простых целочисленных отношениях друг к другу. М.В. Келдыш с интересом и пониманием отнесся к темпераментному рассказу А.М. Молчанова и тут же, "не сходя с места", извлек из недр своей памяти и изложил Альберту Макарьевичу работу Н.Г. Четаева, опубликованную в 1931 г. в трудах Казанского университета. В этой работе Н.Г. Четаев впервые сформулировал идею "избранности" траекторий динамики. Об этом случае мне рассказал А.М. Молчанов.

Интерес к проблеме "избранности" траекторий динамики и резонансным проблемам механики М.В. Келдыш сохранил до последних своих дней. Одно из самых светлых воспоминаний моей жизни — мое выступление об исследовании резонансных вращений небесных тел на семинаре ИПМ, руководимом М.В. Келдышем. Доложить свои результаты на этом семинаре — высшая апробация для любого ученого. М.В. Келдыш был тогда уже очень болен, утомлен, мрачноват. Тем ценнее для меня было его незатухающее внимание ко всему ходу доклада и возникшей дискуссии, в которой участвовали А.Н. Тихонов, К.И. Бабенко, М.Л. Лидов и другие ученые. М.В. вникал в детали, направлял дискуссию и создал у аудитории и у самого докладчика ощущение научной значимости происходящего.

В июле 1976 г. я принес М.В. Келдышу новую работу: "Экстремальные свойства резонансных движений", выполненную вместе с моим аспирантом. В институтской приемной М.В. Келдыша референт Л.Ф. Калякина стала, как положено, допрашивать меня о цели визита. Она предпочитала, чтобы М.В. сам вызывал подчиненных, и оберегала его покой от малозначительных посещений.

—  Людмила Федоровна, — говорю, — я хочу попросить у Шефа представления работы к публикации в Докладах Академии наук — туда никак нельзя без представления академика!

—  Да знаю я! — говорит Людмила Федоровна. — А он об этой работе знает?

—  Знает проблему, но эту конкретную работу еще не знает. Вот и хочу рассказать!

—  Ну вот, еще и рассказывать будешь...

—  Людмила Федоровна! Уверяю Вас, я ему хочу доставить удовольствие!

—  Ладно, уж, — зашла в кабинет на минутку, вышла, — иди, доставляй.

Захожу в кабинет. Здороваюсь. М.В. — приветлив. Объясняю цель визита — хотел бы получить представление для публикации новой работы в ДАН.

—  Расскажите работу, — говорит М.В.

Довольно подробно рассказываю идеи, метод исследования и результаты работы, показывая по ходу дела графики. Их — четыре, и все четыре М.В. внимательно проглядывает.

—  Это всё численные результаты? — спрашивает М.В.

—  Да! Это численный эксперимент, подтверждающий выдвинутую в работе гипотезу.

—  А как насчет строгих доказательств?

—  Есть некоторые соображения, но я их, Мстислав Всеволодович, не готов еще обсуждать.

—  Хорошо. Теперь я хотел бы сам прочитать текст статьи.

—  Пожалуйста.

На некоторое время в кабинете воцарилось молчание, М.В. читает статью от начала до конца.

—  Вот у Вас написано, — говорит М.В., — на резонансах "силы действуют сильнее". Что это значит?

—  Это огрубленная характеристика ситуации экстремальности силовых полей. В этой статье так и написано: "грубо говоря". Точный смысл этого утверждения сформулирован ниже: среднее значение возмущающего потенциала достигает экстремумов на резонансных движениях.

—  Хорошо, — говорит М.В. И, помолчав: — Я представляю эту работу в ДАН.

—  Спасибо.

Несколько помедлив, М.В. достает ручку, размашисто пишет на статье представление. Ставит подпись и дату: 30 июля 1976 г.

* * *

М.В. Келдышу оставалось жить два года... Он весь погружен в дела Института и, несмотря на болезненное состояние, не пропускает ни одного институтского собрания. При этом, естественно, ему не нравится, когда кто-то отсутствует. Сидя как-то в президиуме институтского собрания и оглядывая зал, М.В. с неудовольствием замечает сидящему рядом А.К. Платонову, что, вот, нет Бабенко, нет Белецкого... А.К. Платонов передал мне это потом. Казалось бы — выговор, а — приятно!

С самого начала работы в ИПМ — с 1954 г. — и до последних дней жизни М.В. Келдыша, при любой с ним встрече — в кабинете ли, на семинаре, на собрании — у меня было ощущение присутствия человека необыкновенного, выдающегося, гениального.

Мне кажется, что подобные чувства М.В. Келдыш пробуждал у всех его знавших.

1986 г.